В.Тропейко  

Жанна д'Арк
(1412 - 1431)
(продолжение)

Ранее в Шато-Тьери было заключено перемирие с герцогом на 15 дней, якобы он обещал отдать Париж без боя. Это перемирие многих насторожило; известно о письме Жанны жителям Реймса, датированное 5 августа. «Дорогие и хорошие друзья, добрые и лояльные Французы города Реймса. Жанна, Дева, посылает вам новости от нее. Верно, что Король заключил перемирие пятнадцати дней с Герцогом Бургундии, который обещает отдать мирно город Парижа после того времени, однако, не удивляйтесь, если я буду там раньше, поскольку мне не нравится это перемирие, и я не знаю еще, буду ли я соблюдать его, а если и буду, то только из-за чести Короля.»
Карл пришел в Комьен 17 или 18 августа. Снова начались переговоры с бургундским герцогом, и хотя было решено продлить перемирие до Рождества, стычки продолжались.

Жанна продолжала настаивать на осаде Парижа, убедив многих капитанов и герцога Алансонского в целесообразности такого шага. Наконец не дожидаясь согласия короля, часть войска под командованием герцога и Жанны  23 августа отбыла в сторону Парижа. По пути открыл ворота Санлис, где они задержались на некоторое время, возможно ожидая короля. Наконец 26 августа они вступили в Сен-Дени, оставленный жителями, бежавшими в Париж.
Всё-таки не решаясь атаковать город без санкции короля, армия занимала окрестные села, вступала в стычки и проводила рекогносцировку местности.
Только 7 сентября армия во главе с Карлом достигла Сен-Дени и было разрешено штурмовать город. Разумеется, упущенное время парижане не теряли даром; под руководством опытных капитанов город был укреплен, созданы многочисленные отряды милиции. На следующий день, 8 сентября, несмотря на праздник Рождества Девы Марии начался штурм со стороны ворот Сен-Оноре. Бой, «серьезный и убийственный» длился более пяти часов. Французам удалось взять «бульвар» защищающий подступы к воротам,  однако это был единственный успех.
Вскоре Жанна была ранена стрелой в бедро, а также был убит и ее знаменосец. Как говорят свидетели, она яростно сопротивлялась всем попыткам унести ее с поля боя, и убеждала продолжать атаку. Однако штурм прекратился. 9 сентября Жанну перенесли в Сен-Дени, несмотря на ее слова: «я не сдвинусь с места, пока Париж не будет взят». Вскоре король приказал прекратить осаду, и армия двинулась в Жьен(12 сентября).

Безутешная Жанна оставила в церкви свои белые доспехи; по свидетельству очевидцев больше в таких доспехах она не появлялась. Герцог Алансонский был также крайне раздражен решением короля, как и многие прочие капитаны. Действительно, действия Карла представляются весьма странными. Основная часть армии в штурме участия не принимала; да и сама осада не длилась и недели.  Историки так и не пришли к единому мнению по поводу его решения, одни возлагают вину на Ги Тремуйля, другие на то, что король опасался армии Бедфорда . Возможно ситуация объясняется отсутствием средств на правильную осаду, ведь не следует забывать, что в каждом из множества вновь обретенных крепостей нужно было оставить гарнизон; патриотический подъем шел на убыль, и многие бойцы, воевавшие за свой счет, покидали армию.

Наконец 21 сентября армия достигла Жьена и была распущена.
Жанну продолжали удерживать при дворе, осыпая милостями и знаками внимания, однако не давая ни действовать, ни покинуть двор; ее опасались, ведь в отличии от быстро остывающего дворянства, народ продолжал боготворить ее.
По словам самой Жанны бездействие было для нее пыткой; придворная жизнь, размеренная и расписанная, загнанная в рамки этикета, пронизанная интригами и заговорами наводила тоску. После провала осады Парижа она изменилась – стала всё чаще упоминать о своей скорой смерти, по большей части молилась и находилась в подавленном настроении, хорошо осознавая свое положение птицы в золоченой клетке.

Герцог Алансонский предложил королю собрать армию, и вместе с Жанной атаковать Нормандию. Однако Карл отказал ему, чем весьма оскорбил. Герцог распустил свои отряды и отбыл в Анжу.
В конце октября Карл разрешил Жанне присоединится к кампании на границах Бургундии – осадить Ла-Шарите-сюр-Луар. Однако любопытно, что никому из преданных ей капитанов подключится не позволили. Вероятно король опасался, что Жанна опять подговорит своих сторонников поступить вопреки приказам. Командиром был назначен Карл д’Альбре, сторонник Тремуйля.
На некоторое время Жанна обрела прежнюю энергию, для нее это был словно глоток свежего воздуха.
4 ноября во многом благодаря ей была взята крепость Сен-Пьер-ле-Мутье. Вот как описывал это Жан д’Олон :

«Также, Дева и ее последователи сделали осаду против города (Сен-Пьер-ле-Мутье ) в течение некоторого времени, и указали начать штурм ; и так было сделано, и те, кто там был, старались взять эту крепость; но, из-за большого числа людей в городе, большой силы этой крепости и также большого сопротивления, оказанного ими , французы были вынуждены отступить, по причинам вышеупомянутым; и тогда, я был ранен выстрелом в пятку, так, что без опоры не мог стоять или идти: я заметил, что Деву оставляли сопровождаемой очень немногими из ее собственных людей и других; и я, опасаясь, что неприятность последует там, оседлал коня, и пошел немедленно ей на помощь, спрашивая ее, что она делает там одна и почему не отступает подобно другим. Жанна же, после того, как сняла шлем с головы, ответила, что она не одна, но что она имеет с собой всё еще пятьдесят тысяч из ее людей, и что она не уедет, пока не возьмет город;

И я утверждаю, что, независимо от того, что она имела ввиду – вокруг нее было не больше чем четыре или пять солдат, и это я знаю точно, и многие другие также, кто в подобной манере видели ее; по каковой причины я сказал ей снова, что она должна оставить сие место, и удалиться, как то сделали другие. И затем она сказала мне брать вязанки и доски, принесенные, чтобы делать мост через рвы города, дабы мы смогли приблизиться к нему вплотную. И как только она сказала мне эти слова, то закричала громким голосом: "Все к вязанкам и доскам, чтобы делать мост! " который был немедленно после сделан и готов; в каковом бое сделано было много чудес, поелику немедленно город был взят штурмом, без значительного сопротивления; »

Однако осада Ла-Шарите, начатая 24 ноября, успехом не увенчалась. Крепость защищал храбрый капитан Перине Грессар, с большим гарнизоном, продовольствия было вдоволь.
Французы, потеряв немало людей от болезней, испытывая недостаток провизии и боеприпасов и так и не дождавшись подкрепления, вынуждены были снять осаду спустя месяц, 25 декабря. Шартье пишет, что отступление более походило на бегство, и французы потеряли там большую часть своей артиллерии.
Разумеется, поражение повергло Жанну в еще более мрачное настроение, как не пытался двор развлечь ее. 29 декабря ей и её семье даровали дворянство. Жанна получила титул дю Лис.

Следующие несколько месяцев прошли в том же ритме – Жанну возили вместе с двором, с места на место. Наконец в конце марта Жанна не выдержала; наняв за свой счет около 200 солдат, она, вместе с братьями и небольшим числом своих верных сторонников покинула двор. 29 марта отряд двинулся к Мелену, городу, который недавно изгнал англо-бургундский гарнизон, и которому требовалась помощь.
Именно у стен этого города «голоса» якобы предупредили Жанну о скором пленении (до праздника Сен-Жан в середине июня).

Приблизительно в конце апреля Жанна узнала, что близ Ланьи-сюр-Марн действует бургундский отряд (300 солдат, большинство конных лучников, согласно Монстреле), под командованием некоего Франке Аррасского, грабит и разоряет окрестности. Жанна, Жан Фуко и капитан Мелена де Гирезме с 300-400 солдат атаковали их недалеко от города; однако бургундцы успели спешится и укрепится на холме, и первые атаки не удались. Тогда  Жанна послала гонцов в Ланьи, откуда на выручку подошел Хью Кеннеди : «Они пришли в большом числе с куливринами, арбалетами, и другими воинственными инструментами, так, что в конце концов бургундцы, после нанесения большого вреда  коннице врага, были побеждены, и лучшая часть их помещена в меч.»(Монстреле)

Жанна, после некоторых колебаний, выдала главаря жителям Ланьи, которые его судили как бандита и обезглавили, о чем хронист немало сетует : «чья смерть чрезвычайно оплакивалась его партией, поскольку был он человеком наиболее отважного поведения.»

Пробыв в Ланьи некоторое время, Жанна якобы оживила там младенца. Сама она говорила об этом на суде:
«Ребенку было три дня. Он лежал перед образом Нашей Госпожи(Девы Марии). Они сказали мне, что молодые девушки  собрались перед этим образом, и попросили присоединится к ним ,и также просить Бога и Нашу Госпожу дать жизнь этому младенцу. Я пошла и молилась с ними. Наконец, жизнь возвратилась к ребенку, который зевал три раза, и его окрестили;  вскоре после того он умер, и был похоронен в освященной земле. Прошло три дня, они сказали, с тех пор как жизнь покинула ребенка; и он был черен, как мой камзол; когда он зевнул, цвет начал возвращаться к нему. Я была там с другими молодыми девушками, прося и становясь на колени перед Нашей Госпожой. »

В начале мая Жанна узнала, что крупная англо-бургундская армия идет на Компьен, и оповестив о том короля двинулась на выручку со своим небольшим отрядом. Жанна прибыла в город вероятно 6 мая. Здесь же находились и некоторые французские капитаны – Ксентрайль, Вальперга, Шабанэ, комендант города Гильом де Флави.
Примерно 8 – 9 мая армия герцога достигла реки Эн и осадила крепость Шуази – северный форпост Компьена. Крепость под командованием Луи де Флавии защищалась упорно, но поскольку герцог обладал хорошей артиллерией, долго продержаться не могла.

Осознавая это, Жанна и капитаны решили захватить мост через Уазу в Понт –Левеке, близ Нуайона, выше Компьена, и отрезать таким образом  армию герцога от путей доставки продовольствия. В районе 10 мая французский отряд атаковал мост, охраняемей англичанами, однако пробиться не смог – на помощь подошел гарнизон Нуайона.
Тогда французы вернулись в Компьен и попытались пересечь реку Эн у Суасона (11 -12 ? мая), но тут Жанну ждал еще один удар – комендант крепости Гишар Гурнель не пустил в город французский отряд (вскоре он продал город герцогу). 15 мая Жанна вернулась в Компьен. Ожидая помощи, отряд Девы и Ксентрайля спустился в Крепи-ен-Валуа( 17 ? мая). Здесь, в окрестных лесах, согласно Монстреле был разбит отряд бургундцев, идущий на помощь герцогу. Однако это была последняя удача Жанны – 19 мая Шуази был сдан на условиях почетной капитуляции и уничтожен, 22 мая герцог прибыл к Компьену.

Жанна вернулась в город вероятно 21 мая.  О ее настроении хорошо свидетельствует следующий эпизод, упоминаемый очевидцами : В один из последних дней в Компьене, она по обычаю пришла на раннюю мессу в церковь Сен-Жак, и по окончанию службы, видя вокруг себя множество простолюдинов и их детей, глазеющих на нее, сказала :
«Дорогие друзья и дети, я должна сказать вам, что я была продана и предана, и скоро погибну. Я прошу вас молиться за меня; скоро я больше не буду иметь никакой возможности служить королю и королевству».

23 мая, вечером, во время вылазки Жанна попала в плен. Вот как это произошло: Компьен расположен на правом берегу Уазы, в начале моста находилось укрепление. На другой стороне расположились противники. По дороге прямо, в Мариньи, и выше Компьена, в Кларуа бургундцы, ниже Компьена, в Венетт, англичане.

Понимая, что с течением времени положение города будет только ухудшатся, капитаны и Жанна решили взять инициативу в свои руки – внезапно атаковать Мариньи, потом Кларуа. Чтобы англичане не ударили с тыла в «бульваре» разместили стрелков. На случай отступления были подготовлены лодки.
В пятом часу французы начали вылазку. Вначале все шло хорошо – гарнизон в Мариньи был смят; однако бургундцы быстро опомнились и сами перешли в контратаку. Закипел бой; но через некоторое время, из-за опасения, что англичане ударят с тыла, отряд начал отступать, несмотря на крики и призывы Девы. Наконец отступление стало превращаться в бегство, подоспели и англичане.  Жанна храбро прикрывала отступление, стремясь дать возможность солдатам отступить без потерь, - следует признать, что в этом случае она действовала как опытный капитан. Несмотря на панику, большинство французов успело отступить или воспользоваться лодками, однако сама Дева, окруженная врагом, к воротам не успела, и какой-то вассал де Люксембурга стащил ее с коня. По словам хрониста, ее схватили с «большей радостью, чем если бы взяли пятьсот солдат».

Многие исследователи открыто обвинили Гильома де Флави в трусости, а то и в явном предательстве, однако, на мой взгляд, это не соответствует действительности. Де Флави – прежде всего отвечал за безопасность порученной ему крепости, и поступил согласно обстоятельствам. И если потерю Девы ему могли простить, то потерю Компьена не простили бы однозначно.

Однако общие потери благодаря самоотверженности Жанны были невелики – гораздо больше был моральный вред. Как сообщает хронист, французы были весьма удручены таким бедствием. Впрочем наибольшее оцепенение охватило низы – во многих городах был объявлен траур, проходили церковные службы и процессии; двор же воспринял известие спокойно, если не равнодушно. Реньо де Шартр лицемерно писал в послании своим прихожанам, что несчастье, случившееся с Девой, произошло исключительно по ее собственной вине, «ибо она не следовала ничьим советам, но всегда поступала по-своему». Жанна была обвинена в гордыне: «Она не сделала того, для чего ее послал господь, но проявила собственную волю».

После пленения Жанну поместили сначала в Нуайон, а позже в Болье, где она находилась до начала августа. Многие факты свидетельствуют, что герцог не собирался сразу продавать Жанну англичанам – на письмо Парижского университета от 26 мая, с требованием выдачи «означенной женщины, сильно подозреваемой во многих отдающих ересью преступлениях» он не ответил, как и на требования англичан. Переписка  между Герцогом Бургундским, герцогом Савойским, посредником, и Карлом Седьмым в мае-августе свидетельствует, что Филипп Добрый прощупывал почву для дальнейших действий по отношению к Жанне, предполагая использовать ее в политической игре. И только когда Карл просто проигнорировал все сообщения о пленении Жанны, герцог начал переговоры  о продаже ее англичанам.

Жанна содержалась в Болье в вполне приличных условиях, ее даже посещал д’Олон, оруженосец, однако ее ни на  минуту не покидала тревога за будущее. Она попыталась бежать, однако неудачно. Когда во время суда ее спросили, почему она решилась бежать, хотя и была уверена, что избавление от плена придет к ней от самого господа бога, Жанна ответила пословицей: «Помогай себе, а бог поможет тебе» (Aide-toi, Dieu t'aidra). Вскоре после этого ее перевезли в Боревуар, в Пикардию. Здесь она находилась до середины ноября.
Переговоры о продаже Жанны англичанам начались в середине июля и продолжались в течение полутора месяцев. Вел их Кошон, он предложил от имени Генриха VI 10000 ливров, которые следовало распределить между "совладельцами" Жанны: Филиппом Добрым, Жаном Люксембургским и офицером, уступившим ему пленницу. По военным обычаям того времени такой выкуп платился за принца крови, коннетабля (главнокомандующего сухопутными силами Франции), адмирала, маршала или по меньшей мере генерального наместника маршала.
В сентябре штаты Нормандии утвердили чрезвычайный налог, часть которого предназначалась для уплаты выкупа "за Жанну-Деву, отъявленную колдунью и предводительницу войск дофина".
Узнав, что ее продают англичанам, Жанну, как она сама говорила охватила «сильная ярость». Поручив себя богу и святой Катерине, Жанна выбросилась из окна верхнего этажа башни и упала на плиты замощенного двора. Ее подобрали утром - окровавленную и без сознания. Придя в себя, она сказала: «Лучше умереть, чем попасть в руки англичан».
Из протоколов суда: « … Показала, что сделала это не в безнадежном отчаянии, но в надежде спасти свое тело и пойти на помощь многим славным людям, которым эта помощь была необходима… Спрошенная о причине, заставившей ее совершить прыжок с башни Боревуара, отвечала, что слышала, как говорили, будто все жители Компьеня, включая семилетних детей, будут преданы огню и мечу. А она предпочла бы умереть, чем пережить такое истребление славных людей. И это было одной из причин…»

В Боревуаре обаяние Жанны также возымело свое действие – известно, что супруга и тетка Жана Люксембургского искренне привязались к ней, и всячески противились постыдной сделке. Только после смерти тетки, наступившей 13 ноября, ее повезли окружным путем, через Аррас, Аббвиль, Сен-Валери и Дьеп, в Руан. В конце декабря 1430 г. кортеж прибыл в столицу Нормандии.

3 января 1431 г. Генрих VI, король Англии и Франции, особой грамотой передал своему «любимому и верному советнику» епископу Бовескому по его просьбе «женщину, которая называет себя Жанной-Девой», для суда над ней и приказал, «чтобы всякий раз, когда это понадобится названному епископу, люди короля и чиновники, которым поручена ее охрана, будут выдавать ему сию Жанну, чтобы он мог ее допрашивать и судить согласно богу, разуму, божественному праву и святым канонам». Участь Жанны была предрешена, и вскоре начался судебный процесс.

Мы не будем останавливаться на перипетиях процесса, с английской версией протоколов можно ознакомиться здесь ( можно посмотреть и часть протоколов на русском).   
Следует только отметить невероятную выдержку и самообладание девушки – и это несмотря на ужасные условия содержания и постоянные издевательства. Жанну держали в железной клетке. В конце февраля, когда начались допросы, ее перевели в одиночную камеру, находившуюся под лестницей, которая вела на первый этаж большой башни Буврейского замка. Узкое оконце почти не пропускало свет; в камере стоял деревянный топчан, который позже заменили железной кроватью, намертво прикрепленной к каменным плитам пола. Заключенная была закована в кандалы; их снимали. когда Жанну выводили на очередной публичный допрос. Днем ее опоясывали цепью длиною в пять-шесть шагов, которая крепилась к массивной балке. Ее сторожили пятеро английских солдат, отъявленных головорезов. На ночь трое из них оставались в камере, двое других бодрствовали с наружной стороны двери. Стражники изощрялись в бесконечных и разнообразных издевательствах над заключенной – страх всегда порождает жестокость, а как вспоминал позже один из судей : «Я слышал от одного английского рыцаря, что англичане боялись ее больше, чем сотни солдат. Говорили, что она наводит порчу. Само воспоминание об одержанных ею победах приводило их в трепет».

Возможно, такая беспримерная выдержка объясняется частично тем, что Жанна до последнего момента верила в свое спасение. Она никогда не хотела стать мученицей, и всегда просила Господа послать ей легкую и быструю смерть. Однако надеждам ее не суждено было сбыться.

Несмотря на то, что в Лувье находился Ла Ир, французы так и не предприняли ничего для освобождения Девы. Известно о каких-то компаниях Дюнуа, якобы оплаченных и инициированных королем, также в окрестностях Руана зимой-весной 1430 года активно  действовали Ла Ир и Ксентрайль. Однако, как справедливо замечал Валле де Варавиль, скорее всего речь шла об обычных рейдах.

Похоже, только 24 мая, когда Жанну уже осудили, привели на эшафот, поставили над беснующейся толпой, и она воочию увидела смерть, то осознала, что спасения не будет.
Согласно разным, часто противоречивым данным дело происходило так:  после прочтения проповеди ей трижды предложили отречься. Трижды она отвечала отказом. Кошон начал читать приговор, согласно которому церковь передавала осужденную в руки светской власти, прося эту власть обойтись с осужденной снисходительно и «без повреждения членов». Эта формула означала не что иное, как немедленную смерть на костре. Кошон прочел уже большую часть приговора, когда прервав епископа на полуслове, Жанна закричала, что она согласна принять все, что соблаговолят постановить судьи и церковь, и подчиниться во всем их воле и приговору.

« И  не единожды повторила, что если священники утверждают, что ее видения и откровения являются ложными, то она не желает больше защищать их… Тогда же, на виду у великого множества клириков и мирян она произнесла формулу отречения, следуя тексту составленной по-французски грамоты, каковую грамоту собственноручно подписала ».

Жанна произнесла слова покаяния, и ожидавший ее смертный приговор заменили другим, который судьи заготовили заранее, рассчитывая на то, что обвиняемая отречется. В нем говорилось, что суд учел чистосердечное раскаяние подсудимой и снял с нее отлучение. «Но так как ты тяжко согрешила против бога и святой церкви, то мы осуждаем тебя окончательно и бесповоротно на вечное заключение, на хлеб горести и воду отчаяния, дабы там, оценив наше милосердие и умеренность, ты оплакивала бы содеянное тобою и не могла бы вновь совершить то, в чем ныне раскаялась». Огласив приговор, Кошон распорядился увести осужденную в Буврейский замок. Инквизиционный процесс по делу о впадении в ересь «некой женщины Жанны, обычно именуемой Девой», закончился.

Однако англичанам требовалась смерть Жанны, а не ее заключение; вместо церковной тюрьмы ее вернули в ту же опостылевшую камеру, к тем же мучителям, и снова заковали в кандалы. Невозможно себе представить, что творилось на душе у недавней «любимицы победы» и «дочери божьей», но через два дня ее нашли одетой в свое старое мужское платье(предусмотрительно подложенное палачами ), что было рецидивом ереси и автоматически вело к костру.
У нее спросили, кто принудил ее сделать это. «Никто, - ответила Жанна. - Я сделала это по своей доброй воле и без всякого принуждения». Тогда ее спросили о причинах.: «Находясь среди мужчин, приличнее носить мужской костюм, нежели женское платье». И затем сказала, что она надела мужской костюм потому, что судьи не выполнили своих обещаний.

«Спрошенная, слышала ли она после четверга свои голоса, отвечала, что да. Спрошенная, что они ей сказали, отвечала, что господь передал через святых Катерину и Маргариту, что он скорбит о предательстве, которое она совершила, согласившись отречься, чтобы спасти свою жизнь, и что она проклинает себя за это».

Вероятно 30 мая ее повезли на казнь в тележке, одетую в полотняную рубашку, пропитанную серой.
Николай Миди произнес проповедь на текст апостола Павла: «Страдает ли один член, страдают с ним все» , и окончил ритуальной фразой: «Ступай с миром, Церковь ничего больше не может сделать для тебя и передает тебя в руки светской власти».
После, по свидетельству Массье, «Жанна, на коленях, начала молиться Богу с великим рвением, с явным сокрушением сердечным и с горячей верой, призывая Пресвятую Троицу, Пресвятую Деву Марию и всех святых, некоторых называя поименно; смиренно попросила прощения у всех людей, какого бы состояния они ни были, у друзей и у врагов, прося всех молиться за нее и прощая все зло, какое ей сделали».
Лефевр также добавляет:  «Она так плакала, так трогательно взывала к Богу - что самый жестокосердный человек не мог бы удержаться от слез. Помню очень хорошо, что всех присутствующих священников она попросила отслужить за нее по обедне».

Кошон прочел приговор и удалился вместе с трибуналом. Жанну возвели на вязанки хвороста и привязали к столбу, после чего подожгли.  «Потом она начала кричать: "Иисус" и призывать архангела Михаила. И до смерти продолжала кричать: "Иисус"».
Зрелище было не для слабонервных. Рассказывают, что английскому солдату, стоявшему у подножия костра и на пари глумившемуся над нею, показалась вылетевшая из пламени белая голубка. Ему стало дурно; через несколько часов, когда его откачали в кабаке, он каялся перед английским монахом-доминиканцем в том, что надругался над святой.

Также, по словам Ладвеню и брата Изамбара, когда все было кончено, «около четырех часов пополудни», палач пришел в доминиканский монастырь, «ко мне, и к брату Ладвеню, в крайнем и страшном раскаянии, как бы отчаиваясь получить от Бога прощение за то, что он сделал с такой, как он говорил, святой женщиной. И он рассказал еще нам обоим, что, поднявшись на эшафот, чтобы все убрать, он нашел ее сердце и иные внутренности несгоревшими; от него требовалось сжечь все, но, хотя он несколько раз клал вокруг сердца Жанны горящий хворост и угли, он не мог обратить его в пепел, и , пораженный явным чудом, он перестал терзать это Сердце, положил в мешок вместе со всем, что осталось от ее плоти, и мешок бросил в Сену».

Так завершилась жизнь этой удивительной девушки, и началась другая – легендарная.  

©

  Cобытия жизни Жанны

Смотрите информацию о ближайшем окружении Девы

-НАЗАД-

---

---