Протоколы обвинительного процесса Жанны д'Арк

Выверено по изданию: Хрестоматия по истории средних веков.
Т.II. М., Издательство социально-экономической литературы, 1963.
Под редакцией С.Д.Сказкина.
--------------------------------------------------------------------------------
СТР.
21 февраля. Первое публичное заседание 428

Первое увещевание Жанны
...Стремясь исполнить в этом процессе с милостивой помощью
Иисуса Христа, дело которого защищается, долг нашего служения
защите и возвеличению католической веры, мы1 стали прежде всего
милостиво убеждать часто упоминаемую Жанну, тогда сидевшую перед
нами, а также требовать от нее, чтобы для ускорения настоящего
дела и для очищения собственной совести она говорила только
правду относительно того, о чем ее будут допрашивать по вопросу
веры, не прибегая к уловкам и хитростям, которые мешают изложению
истины..

Требование дать клятву
Затем, согласно нашей обязанности, мы потребовали судебным
порядком от этой Жанны, чтобы она дала в должной форме,
прикоснувшись к св. Евангелию, клятву, что будет говорить, как 429
выше упомянуто, правду относительно того, о чем ее будут
спрашивать.
Эта же Жанна ответила на это следующим образом: «Я не знаю,
о чем вы хотите меня спрашивать. Возможно, вы будете у меня
спрашивать то, о чем я вам не скажу». Когда же мы ей стали
говорить: «Вы поклянетесь говорить правду относительно того, что
будут у вас спрашивать касательно веры и что вам будет известно»,
она снова ответила, что относительно отца и матери и того, что
делала, после того как направилась во Францию2, она охотно
поклянется; но что об откровениях божьих она никогда никому не
говорила и не открывала их, кроме как одному Карлу3, которого
она называет своим королем; и она не открыла бы этого, даже если
бы ей грозили отрубить голову, так как откровения она получила
через видения, т.е. свой тайный совет, с тем чтобы она никому их
не открывала; и по истечении ближайшей недели она твердо будет
знать, должна ли она это открывать.
И снова, и многократно мы, вышеупомянутый епископ, убеждали
и требовали от той же Жанны, чтобы она соизволила дать клятву в
том, что будет говорить правду по вопросам, затрагивающим нашу
веру. Эта же Жанна, преклонив колени, возложив обе руки на книгу,
т.е. на миссал, клятвой обязала себя говорить правду относительно
того, что будут спрашивать у нее касательно вопроса веры и что
она будет знать, не выставляя при этом ранее упомянутого условия,
т.е. того, что никому не скажет и не откроет ей сделанные
откровения.

Первый допрос после клятвы
Затем после такой клятвы мы у этой же Жанны спросили о ее
имени и прозвище. На это она ответила, что на родине ее зовут
Жаннета, а после того как пришла во Францию, прозвана Жанной.
Относительно своего прозвища она сказала, что она его не знает.
Далее на вопрос о месте рождения ответила, что родилась в деревне
Домреми, которая сливается с деревней Грю, и что в деревне Грю
находится главная церковь.
Затем на вопрос об имени отца и матери ответила, что отца
зовут Жаком д'Арк, мать же – Изабеллой.
На вопрос, где ее крестили, ответила, что в деревне Домреми.
На вопрос, кто были ее крестные отцы и матери, ответила, что
одну из крестных матерей зовут Агнессой, другую – Жанной, еще 430
одну – Сивиллой; из крестных же отцов одного зовут Жаном Ленге,
другого – Жаном Баррей; у нее было много и других крестных
матерей, как это она слышала от матери.
На вопрос, какой священник ее крестил, ответила, что, как
она думает, господин Жан Мине.
На вопрос, жив ли он, ответила, что, как она думает, да.
Далее на вопрос, сколько ей лет, ответила, что, как ей кажется,
около 19 лет. Она сказала, кроме того, что у матери выучила Pater
noster, Ave Maria, Credo и что приобщилась к вере только
благодаря указанной своей матери.
Далее на наше требование сказать Pater noster ответила, что
мы можем ее выслушать на исповеди и она скажет нам охотно эту
молитву. И когда снова многократно мы стали у нее требовать
этого, она сказала, что не скажет Pater noster и пр., если мы ее
не выслушаем на исповеди. Тогда мы сказали, что охотно ей выделим
одного или двух нотаблей, родным языком которых является
французский язык и в присутствии которых она произнесет Pater
noster и пр. На это Жанна ответила, что не скажет им молитву,
если они не будут ее выслушивать на исповеди.

Запрещение выходить из тюрьмы
Исполнив это таким образом, мы, упомянутый епископ,
запретили той же Жанне без нашего разрешения выходить из места
заключения, ей предназначенного в руанской крепости, под страхом
уличения в ереси. Она же ответила, что не принимает этого
запрещения, сказав далее, что, если она уйдет, никто не сможет ее
укорять в несоблюдении или нарушении данного слова, так как
последнее она никогда никому не давала. Затем стала жаловаться на
то, что ее содержат в железных цепях и кандалах. Тогда мы ей
сказали, что прежде она много раз пыталась уйти из тюрьмы, и
поэтому для более надежной и верной ее охраны было приказано
надеть на нее железные цепи. На это она ответила: «Это правда,
что я прежде хотела и хотела бы и сейчас уйти из тюрьмы, как это
позволено каждому заключенному или арестанту».
После этого мы выделили для надежной охраны Жанны
благородного мужа Джона Гриса, телохранителя господина нашего
короля4, и с ним Джона Бервойта и Вильяма Тальбота, вменив им в
обязанность, чтобы крепко и надежно охраняли эту Жанну, не
позволяя никому с ней говорить без нашего разрешения. Эти лица, 431
коснувшись св. Евангелия, торжественно поклялись исполнить это.
Наконец, в конце заседания, после исполнения всего
предпосланного, мы назначили той же Жанне четверг, следовавший
непосредственно, с тем чтобы она предстала перед судом в 8 часов
утра в парадной зале в конце больших палат указанной руанской
крепости.

22 февраля. Второе заседание
На следующий вопрос о возрасте, в котором она была, когда
ушла из отцовского дома, она ответила, что этого она не знает.
На вопрос, научилась ли она в юношеском возрасте
какому-нибудь ремеслу, она сказала, что научилась шить полотняное
платье и прясть и не уступает в этом деле любой руанской женщине.
Далее она признала, что из страха перед бургундцами она ушла из
дома отца и отправилась в город Нёшато в Лотарингии к какой-то
женщине, по прозванию Рыжая, у которой находилась около двух
недель; она прибавила далее, что, пока была в доме отца,
занималась домашними делами своей семьи и не ходила в поля с
овцами и другими животными.
Далее Жанна созналась, что голос сказал ей, чтобы она
осталась в г. Сен-Дени5 во Франции; и сама Жанна хотела там
остаться, но против ее воли сеньоры6 увели ее. Если бы, однако,
не была ранена, она не ушла бы оттуда; она была ранена в
парижских рвах, когда туда отправилась из указанного г. Сен-Дени;
но в течение пяти дней она уже оправилась. Далее она призналась,
что приказала устроить под Парижем стычку (escharmouche).
И когда ее спросили, был ли тогда праздник, она ответила,
что, как она почти уверена, тогда был праздник.
На вопрос, хорош ли это был поступок, она ответила:
«Переходите к дальнейшему допросу».

24 февраля. Третье заседание
На вопрос, ходила ли она в юношеском возрасте гулять в поля
с другими девушками, она ответила, что, конечно, ходила иногда,
но не помнит, в каком возрасте.
На вопрос, находились ли жители Домреми на стороне
бургундцев или на враждебной им стороне, она ответила, что знала 432
только одного бургундца, причем она хотела бы, чтобы ему отрубили
голову, однако только по воле божьей.
На вопрос, были ли в деревне Марсей7 бургундцы или их
противники, она ответила, что были бургундцы.
На вопрос, голос ли ей сказал, когда она была уже в
юношеском возрасте, чтобы она ненавидела бургундцев, она
ответила, что, после того как поняла, что упомянутые голоса
находятся на стороне короля Франции, сама перестала любить
бургундцев. Затем она сказала, что бургундцы получат войну, если
не будут исполнять того, что должны исполнять; и это она знает от
указанного голоса.
На вопрос, имела ли она в юношеском возрасте откровение от
голоса в том, что англичане должны прийти во Францию, она
ответила, что англичане уже были во Франции, когда голоса стали
приходить к ней.
На вопрос, гуляла ли она когда-нибудь вместе с маленькими
мальчиками, дравшимися за ту сторону, которой она придерживается,
она ответила, что об этом не помнит, но отчетливо помнит, как
некоторые из деревни Домреми, дравшиеся со своими противниками из
Марсей, иногда приходили оттуда сильно побитыми и окровавленными.
На вопрос, имела ли она в юношеские годы серьезное намерение
преследовать бургундцев, она ответила, что у нее было большое
желание и стремление, чтобы ее король получил свое королевство.
На вопрос, очень ли она желала стать мужчиной, когда должна
была прийти во Францию, она ответила, что прежде она уже говорила
об этом.
На вопрос, водила ли она стадо в поля, она сказала, что
прежде уже ответила на это и что, после того как стала более
взрослой и достигла зрелого возраста, обыкновенно не пасла стадо,
но, несомненно, помогала гнать его на пастбища и в замок по
названию Остров при угрозе нападения солдат; но она не помнит,
пасла ли она в юношеском возрасте стадо или нет.
Далее ее спросили об одном дереве, находящемся около ее
деревни. На это она ответила, что довольно близко от Домреми
имеется дерево, под названием дерево Дам, а другие называют его
деревом Фей (des Faees), возле которого есть источник; и она
слышала, что больные лихорадкой пьют из этого источника и
приходят брать воду из него для получения исцеления. И это она
сама видела, но не знает, получают ли они от этого исцеление или
нет. Далее она сказала, что, как она слышала, больные, когда
могут вставать, идут к дереву на прогулку. И есть еще одно
большое дерево под названием Fagus8, откуда берется май9 (le 433
beau may); и по обычаю это дерево принадлежало господину рыцарю
Пьеру де Бурлемон. Далее она сказала, что иногда сама ходила туда
гулять с другими девочками и делала у дерева гирлянды для иконы
св. Марии Домреми. И часто она слышала от стариков (но не от
своих родичей), что туда сходятся феи. Она слышала от одной
женщины, по имени Жанна, жены мэра Обери из той же деревни (du
Maire Aubery), которая была крестной матерью самой допрашиваемой
Жанны, что она видела там упомянутых фей; но сама допрашиваемая
не знает, правда это или нет. Далее она сказала, что никогда не
видела упомянутых фей у дерева, в чем она вроде уверена, но не
знает, видела она их в другом месте или нет. Далее она сказала,
что видела, как девушки вешали гирлянды на ветвях дерева, и сама
иногда там вешала их вместе с другими девушками; иногда они
уносили их с собой, иногда оставляли. Далее она сказала, что,
после того как узнала о необходимости прийти во Францию, мало
играла и гуляла и старалась совсем не думать о развлечениях. И
она не знает, плясала ли возле дерева после достижения зрелого
возраста; но иногда она, несомненно, там могла плясать с детьми,
причем больше пела, чем плясала. Далее она сказала, что есть там
одна роща, которую зовут Дубовой (le Bois Chesnu), которая видна
с порога отцовского дома и находится от него на расстоянии менее
чем пол-лье. Она не знает и никогда не слышала, чтобы там
собирались упомянутые феи, но она слышала от своего брата, что в
их родных местах ходит слух о том, что у дерева Фей Жанна приняла
решение действовать. Но она сказала, что это не так и о том же
прежде говорила брату. Далее она сказала, что когда пришла к
своему королю, некоторые спрашивали у нее, есть ли у нее на
родине какая-то роща, называемая lе Bois Chesnu, так как есть
пророчества о том, что около этой рощи должна появиться какая-то
дева, которая сотворит чудеса. Но Жанна сказала, что этому она не
верила.
На вопрос, хочет ли она иметь женскую одежду, она ответила:
«Дайте мне ее, я ее возьму и уйду, иначе я ее не возьму. Я
довольна теперешней одеждой, после того как богу стало угодно,
чтобы я ее носила».

27 февраля. Четвертое заседание
На вопрос, что она больше почитала, свое знамя или меч, она
ответила, что гораздо больше почитала, т.е. в сорок раз, знамя,
чем меч.
На вопрос, кто приказал ей нарисовать на знамени упомянутое 434
изображение10, она ответила: «Я уже достаточно вам говорила, что
ничего не делала, кроме как по указанию бога». Она также сказала,
что, когда нападала на противников, сама носила указанное знамя,
с тем чтобы никого не убивать; и она сказала, что ни разу не
убила человека.
На вопрос, какое войско передал ей ее король, когда поручил
ей действовать, она ответила, что он дал ей 10 или 12 тысяч
человек и что сначала она пошла в Орлеан к замку Сен-Лу, а затем
к замку Моста11.
На вопрос, под какой крепостью это случилось, что она
приказала своим людям отступить, она ответила, что не помнит. Она
сказала также, что через сделанное ей откровение была весьма
уверена в снятии осады с Орлеана; и об этом же она сказала своему
королю, прежде чем туда пришла.
На вопрос, говорила ли она своим людям, когда должен быть
устроен штурм, что сама будет принимать на себя стрелы, дротики,
камни из метательных орудий или из пушек и пр., она ответила, что
нет; напротив, сто человек из ее войска или более было ранено,
но, несомненно, она сказала своим людям, чтобы они не колебались
и сняли осаду. Она сказала также, что во время штурма замка Моста
она была ранена в шею стрелой или дротиком, но получила большое
утешение у св. Екатерины и поправилась в течение двух недель,
однако она не прекращала из-за своей раны разъезжать верхом и
действовать.
На вопрос, твердо ли она знала наперед, что будет ранена,
она ответила, что это она хорошо знала и сказала об этом своему
королю, но, несмотря на это, она не прекращала дальнейшие
действия. И было это ей открыто благодаря голосам двух святых,
т.е. св. Екатерины и св. Маргариты. Она сказала далее, что под
указанным замком Моста она первая приставила лестницу, чтобы
взбираться вверх, и, когда она поднимала эту лестницу, была
ранена, как выше указано, дротиком в шею.
На вопрос, почему она не приняла соглашение, которое ей
предложил комендант Жаржо12, она ответила, что сеньоры из ее
войска ответили англичанам отказом на просьбу дать им перемирие в
течение двух недель, а потребовали от них немедленного ухода на
конях. Она также добавила, что со своей стороны она сказала,
чтобы воины из Жаржо немедленно ушли в своих полукафтанах или 435
плащах, сохранив при этом свою жизнь, если они этого пожелают; в
противном случае они будут захвачены путем штурма.

1 марта. Пятое заседание
На вопрос, получила ли она письмо от графа Арманьяка,
который хотел узнать, кому из трех пап13 он должен повиноваться,
она ответила, что этот граф написал ей какое-то письмо
относительно этого; на него она дала ответ, причем среди другого
там было сказано, что, когда она будет в Париже или в другом
месте на отдыхе, лично даст ответ. И когда она дала ему ответ, то
собиралась сесть на коня.
А что касается до копии писем указанного графа и самой
Жанны, которые тогда в суде мы приказали зачитать, то эту же
Жанну спросили, таков ли был ее ответ, который содержится в
указанной копии. Она ответила, что, как полагает, она дала такой
ответ частично, а не целиком.
На вопрос, говорила ли она, что то, чего указанный граф
должен был придерживаться в данном вопросе, она знает благодаря
совету короля королей14, она ответила, что об этом она ничего не
помнит.
На вопрос, сомневалась ли она, кому указанный граф должен
был повиноваться, она ответила, что ей невозможно было указать,
кому тот должен был повиноваться, так как граф стремился узнать,
кому он должен повиноваться согласно воле божьей. Но что касается
до самой Жанны, то она придерживается того и верит в то, что мы
должны повиноваться господину нашему папе, находящемуся в Риме.
Она сказала также, что ответила и другое посланцу упомянутого
графа, чего нельзя обнаружить в указанной копии письма; и если бы
этот посланец тотчас не удалился, то был бы брошен в воду, однако
не по указанию самой Жанны. Затем она сказала, что на желание
графа узнать, кому согласно воле божьей он должен повиноваться,
она ответила, что этого не знает, но она передала ему многое,
чего не содержалось в письме. А что касается до нее самой, то она
верит в господина папу, который находится в Риме.
На вопрос, почему она писала, что даст в другой раз ответ о
причине ее веры в того папу, который находится в Риме, она
ответила, что данный ею тогда ответ касался других дел, а не
вопроса о существовании трех пап.
На вопрос, говорила ли она, что относительно трех пап
получит совет, она ответила, что никогда не писала и не
приказывала писать о трех папах. И она поклялась своей клятвой в 436
том, что никогда сама не писала об этом и другим не приказывала
писать.
Далее она сказала, что не пройдет и семи лет, как англичане
оставят больший заклад15, чем это было под Орлеаном, и что они
потеряют все во Франции. Она сказала также, что упомянутые
англичане понесут бoльшие потери, чем когда-либо имели во
Франции, и это произойдет в результате большой победы, которую
бог пошлет французам.
На вопрос, откуда она это знает, она ответила: «Я хорошо это
знаю через сделанное мне откровение, и это случится до истечения
семи лет; и я готова сильно негодовать, что это может настолько
задержаться». Она также сказала, что об изложенном она знает
через откровение так же хорошо, как знает, что мы находимся перед
ней.
На вопрос, какой знак она дала своему королю в подтверждение
того, что она пришла от бога, она ответила: «Я всегда вам
отвечала, что вы не вырвете у меня этого признания. Идите
узнавать у него самого».
На вопрос, клялась ли она не рассказывать о том, о чем у нее
будут спрашивать и что касается процесса, она ответила: «Я уже
прежде вам говорила, что не расскажу вам об имеющем отношение к
нашему королю. И того, что касается нашего короля, я и теперь не
открою вам».
На вопрос, знает ли она сама тот знак, который дала своему
королю, она ответила: «Вы не узнаете этого от меня». А затем, так
как ей сказали, что это затрагивает процесс, она ответила: «То,
что я обещала держать в полном секрете, я вам не открою». И далее
сказала: «Я это обещала при таких обстоятельствах, что не могла
бы вам сказать этого без клятвопреступления».
На вопрос, кому она это обещала, она ответила, что обещала
св. Екатерине и св. Маргарите и это было указано королю. Далее
сказала, что это она обещала двум упомянутым святым, хотя те от
нее этого не требовали. Жанна это сделала по своему собственному
побуждению, так как, если бы она не давала обещания указанным
святым, слишком много людей допытывалось бы у нее относительно
этого. На вопрос, был ли еще кто-нибудь при короле из его
окружения, когда она дала ему знак, она ответила, что, как она
думает, другого лица там не было, хотя довольно близко было много
людей.
На вопрос, видела ли она сама корону на голове своего
короля, когда давала ему знак, ответила: «Я не могу вам этого
сказать без клятвопреступления».

3 марта. Шестое заседание 437
На вопрос, видела ли она или приказывала ли делать
какие-нибудь свои портреты или изображения, на которых можно было
бы ее узнать, она ответила, что видела в Аррасе16 одну картину в
руках какого-то шотландца; на ней было изображение Жанны в полном
вооружении, передающей какую-то грамоту своему королю и
преклонившей колено. И она сказала, что никогда не видела и не
приказывала делать какой-либо свой портрет или изображение.
На вопрос о картине у ее хозяина17, на которой были
нарисованы три женщины с надписью: «Правосудие, мир, единение»18,
она ответила, что об этом ничего не знает.
На вопрос, знает ли она, что ее сторонники приказывали
устраивать в ее честь службу, мессу и молитвы, она ответила, что
об этом ничего не знает, и если они устраивали какуюнибудь
службу, то это не по ее приказанию; однако если они молились за
нее, то, как ей кажется, они не делали ничего дурного.
На вопрос, твердо ли верят ее сторонники, что-она послана
богом, она ответила: «Я не знаю, верят ли они в это, и я оставлю
это на их совесть; но если они этому и не верят, я все же послана
богом».
На вопрос, думает ли она, что ее сторонники придерживаются
истинной веры, если верят, что она послана богом, она ответила:
«Если они верят, что я послана богом, то они в этом не ошиблись».
На вопрос, знала ли она хорошо настроение своих сторонников,
когда они целовали ей ноги, руки и одежду, она ответила, что
многие охотно приходили к ней и они целовали ее руки и одежду,
хотя она старалась этого не допускать; и бедные люди охотно
приходили к ней, так как она не вызывала у них неудовольствия, а
по возможности их поддерживала.