Максим Нечитайлов

Ордонансовые роты и вольные лучники: регулярная армия

(1439-1453 гг.)

Чтобы положить конец беспорядку, дошедшему до крайности, Карл VII развил многостороннюю деятельность. Во-первых, он попытался отучить наемников от привычки бесконтрольно бродить по стране, поселив их в приграничных гарнизонах, в непосредственной близости от территорий королевства, еще подчиненных иностранной власти. Во-вторых, поскольку большинство воинов фактически и даже юридически зависело от принцев и магнатов, король попытался уничтожить эту исключительную лояльность, чтобы право вести любую войну и власть над всеми воинами королевства принадлежали ему одному. «Война короля» и «война королевства» должны были в конечном счете стать синонимами. В-третьих, в 1445-1446 гг. Карл VII начал вовсе не набор постоянной армии, как иногда говорят, а операцию сортировки, отбора зерна от плевел среди всей массы имеющихся воинов, придавая официальный статус лишь определенным людям и одинаковым по составу отрядам. Это были ордонансовые роты, состоящие из 1800 комплектных «копий», т. е. из 1800 латников, 3600 лучников, 1800 кутилье (7200 бойцов). Используя Турское перемирие 1444 г., - поскольку необходимый для их оплаты налог собирать в масштабах всего королевства тогда было сложно, - он расквартировал эти несколько тысяч латников в разных провинциях, или округах, возложив на население обязанность содержать их за счет выплат отчасти натурой, отчасти деньгами. (В ордонансе 1445 г.: «означенные латники будут стоять в добрых городах всего королевства», которые отбирались «военными комиссарами», т.е. уполномоченными короны.) Расселенные таким образом ордонансовые роты собирали потом для освобождения Нормандии (1449-1450 гг.), а затем для первого и второго завоеваний Гиэни (1451 и 1453 гг.). По завершении этих походов англичане сохранили на континенте только Кале - крепость, окруженную бургундскими владениями.

После этого мог встать вопрос о полном роспуске ордонансовых рот, включая даже размещенные в гарнизонах, охранявших две недавно воссоединенных провинции. Однако постоянная армия сохранялась долгое время после того, как внутренняя угроза со стороны Вольных рот и внешняя угроза со стороны англичан на самом деле исчезли, поскольку в 1453 г. мирный договор с Англией не был заключен, и современники не могли знать, что Столетняя война завершена.

Тем не менее, не всем пришлись по душе произошедшие перемены. Епископ Тома Базен, например, считал постоянную армию, как и постоянный налог, формой тирании - тирании тем более бесполезной, добавлял он, что король может по своему усмотрению располагать огромной массой дворян и ленников. «С незапамятных времен французское королевство содержало традиционную армию впечатляющей величины: она состояла из знатных людей королевства. Всякий раз, когда король требовал от них службы, он собирал из знати войско более, чем в 50000 всадников, не считая несметного числа пехотинцев, которых он мог набрать при необходимости. Благосостояние государства, как кажется, не таково, чтобы в дополнение к этой обычной армии, в которую которой народ вносит свой вклад налогами и традиционной службой, вербовалась другая наемная армия, которая состояла бы на жаловании и получала бы обычную плату даже в мирное время, когда отсутствует угроза войны». Именно бремя налогов, необходимых для содержания постоянной армии казалось Базену признаком рабства: «И таким образом французское королевство, - пишет он, - некогда бывшее землей знати и свободы, под предлогом необходимости содержать эту армию на королевском жалованье, было ввергнуто в пучину рабства, дани и насильственных взысканий, до такой степени, что все население по общему признанию стало по воле короля подлежать налогообложению со стороны его казначеев, называемых главными по финансам, и их чиновников, которые действительно успешно взимают эти налоги самым бесчеловечным образом, и никто не осмеливается возражать против этого. Ведь в глазах этих приспешников тирании попытка усомниться в данном деле представляется более опасной, чем отрицание правды, и тот, кто каким-либо образом отваживается выразить протест, обвиняется в оскорблении величества и незамедлительно подвергается наказанию».

Столь пламенный и бдительный патриот, как Робер Блондель, не предлагает в конечном счете ничего другого и высказывает пожелание: пусть в будущем «во время мира детей дворян и прочих зажиточных людей городов и селений обучают обращаться с оружием, чтобы, когда настанет надобность, мы не призывали их, начиная все сызнова, а были бы всегда готовы и способны встретить противников наших и отразить их от наших очагов, и дабы небеспричинный страх лишил оных смелости впредь нападать на нас, и не было бы нам нужды посылать за шотландцами либо иными иноземцами ради защиты наших земель во Франции, как делали мы прежде, бесконечно растрачивая наши богатства». Иначе говоря, чтобы избежать как использования иностранных наемников, которых, следуя гуманистической традиции, восходящей к Вегецию, порицали все благонамеренные умы, так и постоянной армии, не лучшим ли средством была бы организация резервной армии - арьербана или вольных лучников?

Итак, реорганизация армии была проведена в два этапа - ордонансами 1439 и 1445 гг. Отсюда и пошло название новых формирований (ордонанс - указ, эдикт, но отнюдь не приказ, поэтому перевод «роты приказа» совершенно фантастичен). В преамбуле ноябрьского ордонанса 1439 г. (опубликован на Орлеанских Штатах) утверждалось, что меры были продиктованы необходимостью избавить народ от тягот, и предприняты с согласия трех сословий.

Принципиально важным в реформе было установление монополии короля на войну. Статьи 32, 33 и 37 (ордонанс 2 ноября 1439 г.) запрещали сеньорам без позволения короля иметь собственные крепости и содержать даже небольшое число воинов, облагая для этого население. Дозволялись лишь немногочисленные гарнизоны в замках. Однако, Тома Базен (около 1471-1472 г.) подсчитал, что король Франции может собрать с феодальной знати более 50000 латников.

Также ордонанс 1439 г. воспрещал знати отправляться на войну за пределы королевства под угрозой потери дворянских привилегий и конфискации по имуществу по праву «оскорбления величества». Капитаны должны были давать клятву служить только королю, и никому иному. В случае, если этого требовали интересы короля и государства, они должны были защищать их против всех, даже против собственного сеньора.

Уже ордонанс 1443 или 1444 г. предусматривал список капитанов 15 рот. Но этот план не был претворен в жизнь.

Наконец, в 1445 г. вышел новый ордонанс, который ознаменовал действительно поворотный момент. Итак, в 1445 г. (ордонанс был издан между 9 января и 26 мая, скорее всего, в конце марта) в глубокой тайне из капитанов была отобрана элита - 15 человек, поклявшихся в верности королю, в соответствии с установленным ордонансом числом рот. По мнению Филиппа де Коммина, образцом для создания новой армии послужили войска итальянских государств («по образцу итальянских сеньоров»). Некоторые историки утверждают, что такую идею подал Карлу его шурин, Рене Анжуйский, ветеран войн в Лотарингии и Италии, и миланский посланник, Джан-Галеаццо, в послании от 26 мая 1445 года (к коему он приложил копию ордонанса), похоже, подтверждает это суждение.

Личный состав этих рот отобрали из числа наиболее достойных доверия и способных наемников, которых распускали после заключения в прошлом году Турского перемирия. Всех остальных выдворили за пределы страны - в данном случае, на войну со швейцарцами.

Сам текст указа 1445 г. не сохранился. Но более поздние документы упоминают о наличии во времена Карла VII 1500 ордонансовых копий. 1500 копий и 6000 лучников, или 1500 копий, 3000 стрелков и 2500 кутилье: это цифры, упомянутые в реестре совещаний в Шалон-сюр-Марн 1445 г. Тома Базен сообщает, что эти 1500 копий распределили по 15 ротам равного размера. Но королевский акт от 25 апреля 1446 г. (см. ниже) подчеркивает необходимость содержания до заключения мира 1500 копий в Лангедойле и 500 в Лангедоке, не учитывая войск на границе с Нормандией и Гиэнью.

Еще пять рот были образованы в 1446 г., когда новая система была распространена на Лангедок. И к 1461 г. ордонансовые роты насчитывали в общей сложности (теоретически) 2636 копий, или 15816 человек.

Жак дю Клерк в своих воспоминаниях пишет (под 1450 годом): «Правда, что по ордонансу, который король установил в своем королевстве, каковой без сеньоров, владетельных принцев, феодов и арьер-фьефов, которые должны служить, выставляет обычно 1600 копий. Тем, кто пребывает в этом ордонансе из 1600 копий из месяца в месяц, ведет ли король войну, или нет, крестьяне и горожане платят талью, которую оный король налагает на них, которая называется талья для латников; и каждый латник имеет 15 франков королевской монетой за трех своих коней: то есть для себя, своего пажа и гизармьера или кутилье; и каждый лучник, для себя и своего коня, 7,5 франка в месяц. Во время завоевания Нормандии все латники короля Французского, и те, кто был на его службе, будь то из оного ордонанса или нет, все получали свое жалованье из месяца в месяц; и не было столь смелого, кто отваживался взять во время означенной войны или завоевания Нормандии пленника, требовать выкуп за коня или других животных, кто бы они ни были; провизия ни в одном месте не взималась без оплаты (за нее), кроме только у оных англичан и людей, державшихся их стороны». (Это известие подтверждают другие источники.)

Для периода 1446-1449 гг. известно географическое распределение 896 копий. Можно думать, что за первые годы королевского ордонанса численность личного состава рот выросла примерно до 1800 копий. Это и были постоянные войска французской монархии, с которыми Карл VII в 1450-1453 гг. отвоевал Нормандию и Гиэнь.

Итак, в каждой «ордонансовой роте» находилось по штату 100 «снаряженных копий» (lances fournies или garnies), в каждом 6 человек и 6 лошадей, итого 600 человек (9000 во всех ротах). Состав копий (о вооружении их см. в соответствующем разделе) в источниках на первый взгляд варьируется. Матье д’Эскуши пишет, что там были латник, паж, три лучника и кутилье, цитирую: «Тогда было велено, как королем, так и вышеозначенными советниками, чтобы было 15 капитанов, каковые будут иметь каждый под своим началом сто копий, и что каждое копье будет получать жалованье на шесть персон, из коих трое будет лучниками, четвертый - кутилье, с латником и пажом». Но более точный Жан Шартье описывает копья Нормандской кампании как состоящие из латника, пажа, двух лучников, кутилье и вооруженного слуги. В ордонансе, подписанном 26 мая 1445 г. в Люппе-ле-Шатель (ныне Луппи-ле-Шато), говорится, что в новых ротах «на каждого латника (будет) один кутилье, один паж и три коня и два лучника, один паж или один вооруженный слуга и три коня».

Была установлена постоянная связь между лучниками и латниками, как и в английской армии. Поздние ордонансы рекомендовали не заходить ниже цифры в 6 человек и 6 (позже добавилась седьмая, вьючная) лошадей (1462, 1474 и 1475 гг.). Сколько же было комбатантов в копье? Три, если учитывать латника и лучников, или же четыре, если добавить кутилье. Вероятно, кутилье был нечто бoльшим, нежели простым вооруженным слугой. В 1471 г. бургундцы поместили своих кутилье «в баталию и в строй», смешав их с латниками. Одного из лучников капитан обычно назначал квартирмейстером, с целью размещения солдат по квартирам.

Пажи и слуги не имели привычки активно участвовать в бою. Они заботились о конях, отправлялись на фуражировки, заботились о пропитании и кухне своих хозяев, смотрели за их снаряжением. Во время боя и после его они участвовали в грабеже и «мародерствах». Вооруженные слуги (в возрасте от 20 до 30 лет), как правило, происхождения были низкого и часто набирались в регионе, где стояла рота или в провинции, откуда родом были латники роты. Так, Жан Барди, 25 лет, слуга Фуко де Полиньяка, латника под началом Жана де ла Перша, который служил Карлу VII долгое время против англичан в Сентонже, под началом Фуко и Анри де Полиньяка, его брата. Пажи (в возрасте 9-19 лет, более половины их - 15-17 лет), напротив, часто были благородного происхождения, обычно их родители были связаны с латником, который обязывался научить их военному делу. Кутилье же по социальному положению, несомненно, были крайне разношерстным людом. В любом случае, каждое копье тут же обрастало обременительной и бесполезной свитой нестроевых, годных лишь на хищения и грабежи.

Не всегда роты достигали штатного количества. Рота Робера де Флока в 1450-е гг. состояла из 90 латников и 180 лучников, роты Оливье де Броона и Гийома де Роснивина имели тогда же только по 30 и 60 воинов соответственно. Немногие капитаны устояли перед соблазном получать жалованье за своих солдат, существующих лишь на бумаге.

Что касается внутренней структуры роты, ее составляли капитан, его заместитель и несколько прапорщиков (энсайны, гидоны). Etat капитана составлял в месяц, за снаряженное копье из 6 человек и 6 коней, 21 ливр серебром турской монетой (к 1453 г. - 20 ливров). Заместитель капитана назначался им самим и заменял его в случае необходимости, пользуясь всеми его прерогативами и полномочиями. Прапорщики несли одно или несколько знамен роты, знаменосец лучников (гидон), как видно из названия, нес их значок и, несомненно, командовал стрелками роты.

С 1445 г. рота делилась на несколько «банд» (bandes), каждое представлявшее собой одну из комнат, в которых квартировала рота (chambres), включавшие определенное число полных копий. Также, каждый капитан лично располагал небольшим числом латников и лучников, относящихся к его дому, его отелю, его свите.

С 1445 г. капитан имел право заменять солдат своей роты по мере того, как появится вакантное место, или набирать их, если речь пойдет о новой роте. Например, Карл VII сообщил Танги, сиру де Жуайезу, «что он может и ему дозволяется взять и выбрать до двадцати дворян и сорока стрелков, таких годных, как ему покажется, там, где он их сможет найти, которые, по своему желанию и без принуждения, пожелают пойти под его начало и состоять в подходящем снаряжении, каждый согласно своему положению, чтобы нам служить или вести войну».

Инспектирование ордонансовых войск проводилось благодаря смотрам и сборам. Похоже, что с основания рот до покорения Нормандии (1450 г.), они имели место почти каждый месяц, но затем стали проводиться каждые три месяца, по «кварталам».

Одним из капитальных нововведений реформы 1445 года было обязательство расквартирования войск. До того войска фактически «держались в поле», неконтролируемые и не поддающиеся контролю властей. Король и армейское командование прилагали все усилия для того, чтобы сосредоточить их «на границе со старыми врагами и противниками», англичанами, надо думать - с той мыслью, чтобы все проблемы, связанные с содержанием войск, нес неприятель, а не они сами. Но теперь, хотя часть армии и была оставлена на границе с Гиэнью и Нормандией, остальные войска были рассеяны по всему королевству.

Для облегчения контроля над войсками, корона отводила каждой роте большой город, который, вместе с округой, обеспечивал капитана и его людей жалованьем. От этой обязанности освобождались клирики и дворяне; грамоты от 3 августа 1445 г. указывают, что люди церкви не принуждаются вносить свой вклад на содержание войск. Ордонанс от 4 декабря подтвердил, что «всякого рода люди участвуют в этих расходах, исключая клир, дворян, ведущих благородный образ жизни и прочих, кого мы нашими последними указами освободили от этого».

Подразделения роты расквартировывались по соседним городкам, обычно группами по 20 (как в замке Сен-Совёр-ле-Виконт, 1453 г.), максимум 50 копий. Городские власти предоставляли им помещения - каждому копью требовалась комната с очагом, тремя кроватями, бельем, кухонной посудой и конюшней. Согласно ордонансу 1459 г. для Барруа, «латник должен иметь одну комнату и две кровати, конюшню на четыре коня и другое помещение для хранения продовольствия; два лучника, одну комнату и две кровати, и конюшню на четыре коня и другое помещение для хранения провианта». Город предоставляла им кровати «и каждую неделю - белье (blans draps), и дважды в неделю - белую скатерть».

Д’Эскуши говорит, что, «хотя число солдат, оплачиваемых таким образом, выросло до 9 или 10 тысяч всадников, немного их было в городах: в Труа, Шалоне, Реймсе, Лане или прочих подобных городах было не более 24 или 30 их, согласно размерам и богатству города. Итак, солдат было недостаточно для того, чтобы овладеть означенными добрыми людьми и жителями».

Как пишет Жан Шартье, «и все оные воины (gens de guerre) получали жалованье каждый месяц…». Часть его выплачивалась натурой (хлебом или пшеницей, баранами, салом, рыбой, быками или коровами, сыром, маслом и вином) с целью предупреждения разбоев. Первоначально, кстати, даже намеревались устроить обложение населения только натуральными продуктами для снабжения солдат, и еще ордонанс Лимузену от 26 ноября 1446 г. предоставляет возможность выбора - снабжать войска натурой или деньгами. В сенешальстве де Ла-Марш расходы на содержание рот в 1445 г. должны были составить 200000 ливров - половина на жалованье, другая половина - на содержание латников.

Специальные статьи запрещали грабеж населения, оговаривая защиту зерна, винограда, фруктов, соломы. Ордонанс от 26 мая 1445 г.: «Для каждого, на всех полтора груза зерна и две бочки вина; также для одного латника, лучников, которых шесть человек, в месяц два барана и полбыка или полкоровы, или другое равнозначное мясо, и в год четыре шпика; также на соль и масло, свечи, яйца и сыр для дней, когда нельзя есть мясо, с другими необходимыми мелочами, на каждый месяц для латников и лучников 20 турских су. И на каждого коня дюжина лошадей, груженных овсом, и четыре телеги, как сена, так и соломы; то есть, две трети сена и треть - соломы». В ордонансе от 4 декабря 1445 г. нормы продовольственного снабжения уточняются: «А именно, груз три четверти пшеницы и ржи наполовину; каждый груз весит 250 парижских фунтов; три телеги дров подходящих; шесть грузов овса, каждый весом 250 тех же (парижских) фунтов и две телеги сена и соломы, две трети сена и треть - сломы; каждая телега весит 1000 тех же (парижских) фунтов». Жалованье и продовольствие солдаты получали каждый месяц от своих капитанов. «Или выплачивают и снабжают по своему выбору жители области означенных латников провизией, как они делали до настоящего времени, и сверх того 4 турских ливра в месяц на латника, сам третий и на двух лучников и их кутилье или слугу другие 4 ливра 20 су турской монетой в месяц на копье на etat капитана на количество латников, которые размещены в означенной области».

Цены, установленные королем для солдат в Нормандской кампании 1450 г.: каплун - 12, курица - 6, цыпленок - 4, гусь - 12 турских денье. В 1451 г. для людей свиты ордонансового капитана, сенешаля Коэтиви в ходе кампании в Гиэни закупались хлеба, филе, грудинка или вообще говядина, телята, бараны, цыплята, гусята, утки. Единожды покупали козленка и (четырех) голубей на обед. Почти всегда приобретали сыр, свежую морскую рыбу, свиное сало, яйца, свежее сливочное масло, ракушки-мидии. Еще были лапша, овощи, лук, горох, огурцы, капуста, петрушка. Из пряностей - шафран, горчица, уксус, сахар. На десерт - сначала вишни, потом сливы, груши, лимоны, инжир. Запивали еду вином - в квартах или кувшинах, под конец даже бочками, один раз упоминается еще и молоко. Пищу готовили на огне в «глиняных горшках», для чего закупали дрова и кувшины с водой; в списке покупок значатся и «три маленьких печки», ступка, две больших деревянных ложки, 8 блюд, 18 мисок и два оловянных кружки «для кухни». Для коней - «трава» и овес, а также подковы.

Размер ежемесячного денежного жалованья:

С 1450 г. (завоевание Нормандии) появляется различие между малым (petite) и большим (grande) ордонансом (или - «retenue»). Последний термин применялся для обозначения конных рот, предназначенных для полевой службы, а малый ордонанс (иногда - «малый вычет», «малые оклады», petite retenue, petites payes, petites soldes) составляли гарнизонные войска. Они содержались на регулярной основе для защиты пограничных провинций от англичан и не должны были отвлекаться для наступательных кампаний. Из-за своей малоподвижности эти войска вскоре были прозваны «gens de guerre a la morte paye» (буквально «солдатами на мертвом жалованье»), что (весьма и весьма приблизительно) можно перевести как «мертвые души» (правда, не в том смысле, какой им придают в России со времен Гоголя). Плату они действительно получали меньшую, чем в ротах большого ордонанса.

Гарнизон состоял из определенного числа копий (по четыре человека и четыре лошади) - система, сравнимая (или параллельная) с большим ордонансом. В каждом копье было по три всадника, латник и два лучника, но отсутствовал кутилье, имелся только один слуга или паж. Но уже в октябре 1452 г. Карлу VII предложили лишить лучников малого ордонанса коней («не имели б никаких лошадей»), и чтобы латникам оставить лишь по одной лошади, за исключением «некоторых, которые получают двойное жалованье, или (тех), которые командуют людьми». (Также в докладе предполагалось выплачивать латникам 8 франков в месяц, лучникам - 4 франка; фактически, оклад был оставлен прежний, соответственно 10 и 5 франков.) Королевский совет одобрил проект, хотя и не решился на сокращение жалованья. Однако в это же время Карл VII предписал сенешалю Гиэни (Оливье де Коэтиви) дать латникам, охраняющим Бордо, две лошади - одну хорошую, другую среднего качества, предписав лучникам служить пешими (1452 или 1454 г.). Поэтому вероятно, что в последние годы правления Карла гарнизонные войска лишь на треть состояли из конницы.

Ко времени Карла VII можно отнести формирование «королевского дома» (гвардии) как серьезной боевой силы. Его организация при Карле VII напоминала королевский ордонанс: мэзон дю руа состоял из воинов, которые часто участвовали в походах. Поздний документ: «Также солдаты королевского дома, которых добрых 2 копья, в котором по 3 бойца на копье, считая латника, то есть 6 бойцов».

В 1444 г. планировалось создать для охраны тела короля роту в 100 копий и 200 стрелков. Но этот проект так и не был реализован. Существовала лишь рота шотландцев (см. о ней в разделе «Союзники Франции»). С 1447 г. к ней добавлен отряд в 20 лучников и 4 кранекинера. Их можно связать с 25 «немецкими кранекинерами» (стрелки, вооруженные арбалетами с воротом), которых упоминает Анри Бод в 1459 году. Тот же Бод дает неточную цифру в 80 лучников «для охраны его тела и не более» и относит появление этого отряда из 24 (у него, 25) кранекинеров ко времени после отвоевания Нормандии и Гиэни. Наконец, к 1459 г. появляются 24 (по другим данным, 27) лучника-француза. К 1461 г. королевская гвардия состояла из 31 латника (шотландцы) и 124 стрелков (французы, шотландцы и немцы). Лучники французской гвардии получали 18 турских ливров в месяц и возмещение за коня 20 экю в год, т.е. 27 ливров 10 су.

Личный состав артиллерии включал небольшое число специалистов - «обычных канониров» и «чиновников». Состояние документации позволяет привести их число лишь для двух лет. В 1458 г. личная свита мэтра артиллерии (с окладом в 600 турских ливров) включала хранителя артиллерии, старшего канонира, старшего извозчика и 30 канониров. В 1469 г. под началом мэтра артиллерии Гаспара Бюро (ум.1470) находились смотритель артиллерии, старший извозчик, два старших тележника и 40 канониров, итого 45 человек, плюс десяток специалистов во главе с Жиро де Самэном, мэтром королевской артиллерии в Нормандии.

При выходе из тяжелого кризиса, отметившего вторую половину Столетней войны, Карл VII решил реорганизовать и систему воинской обязанности, прежде всего, службу всех держателей фьефов, которым в первые годы царствования Людовика XI был даже дан постоянный командный состав. Феодальное ополчение вассалов под своими знаменами и значками сражалось в последних кампаниях войны.

Акт от 22 марта 1449 г. намекает на недавно утвержденный ордонанс Карла VII, с той целью, чтобы все те, кто держит дворянские фьефы и земли от него или других сеньоров, не имели привычки, выступая на службу, «ставить на» свое место солдат. Этот ордонанс не сохранился, но вполне допустимо видеть здесь дополнение к предшествующему указу, который сохранял и «преобразовывал» службу дворян после выхода из смутного периода, когда король не мог добиться от них удовлетворительного содействия в войне. Этот документ, по всей вероятности, соответствует периоду 1445-1449 гг.: преобразуя старое феодальное ополчение, правительство одновременно создавало регулярную армию и реорганизовывало военные обязательства общин (появление «вольных лучников»). В пользу этой датировки говорит и то обстоятельство, что дворянам, выступающим по королевскому призыву, предлагалось то же жалованье (само по себе дело привычное), что и солдатам ордонанса в таком же снаряжении. Трудно, однако, сказать, было ли уже реорганизовано ополчение, когда Карл VII в январе 1448 г. направлял им свои грамоты, призывая подданных «собраться и взяться за оружие» для отвоевания Ле-Мана. О том же загадочном ордонансе упоминается в акте от 15 августа 1449 года, коим государь призывал своих дворян принять участие в Нормандской кампании. В частности, виконту де Туару поручалось набрать 30 копий в своем виконтстве и вести их в Нормандию.

Король подчеркивал, что, при необходимости, дворяне и другие лица, держащие от него фьефы и арьер-фьефы, должны служить и защищать общественное благо, по причине их владений и благородных привилегий. До тех пор, пока он не созывал их, они были плохой подмогой; созываемые внезапно, они могли экипироваться надлежащим образом, лишь продавая или закладывая свои фьефы.

В 1429 г. «Хроника Девы» Кузино упоминает о «нескольких дворянах», которые, «не имея чем вооружиться и найти коней, явились как лучники и кутилье, верхом на маленьких лошадках». Но то, что тогда казалось анормальным, было официально (возможно, по английскому манеру - в Ланкастерской Нормандии дворяне-ополченцы оплачивались согласно своей экипировке, как копья или лучники) признано почти двадцать лет спустя. Ордонанс 1440-х гг. допускал, что дворяне могут служить не только как латники (как было всегда), но и как конные лучники:

- латник о трех конях, «в приличном состоянии»: 15 турских ливров/франков в месяц.

- лучник: 7 ливров 10 су.

Оруженосец Пьер де Буссэ в 1449 г. служил латником с тремя конями, в жаке, новом акетоне ценой шесть ливров и черном плаще на белой подкладке (ценой три реала); возможно, что жак и акетон предназначались «кутилье и пажу, вооруженным и экипированным, как подобает».

Монарх явно предпочитал хорошо снаряженных стрелков несостоятельным латникам и, конечно, надеялся добиться от своей знати соотношения, аналогичного принятому в постоянной армии - один латник на два лучника. Тем самым, более не принимались во внимание социальные различия между баннере, башелье, оруженосцами-баннере и обычными оруженосцами. Простой дворянин «в экипировке латника» отныне пользовался теми же привилегиями, что и такой же простой неудачливый рыцарь «в снаряжении лучника». Это преобразование не являлось одной лишь королевской инициативой. С одной стороны, оно соответствовало изменениям в военном деле, с другой - экономическому и социальному положению привилегированного сословия меча. Лишь меньшинство дворян экипировалось по образцу латников.

Как и в случае «вольных лучников», Карл намеревался отныне набирать своих «людей для защиты» только из числа подданных, и обязывал каждого дворянина и держателя фьефа или арьер-фьефа быть готовым к службе. В каждый бальяж и сенешальство назначались уполномоченные. Они должны были отправиться в крупнейшие города региона, вызвать королевского адвоката и прокурора, клерка фьефов, других лиц, коих посчитают полезными, и потребовать у них имена дворян и недворян, держащих феоды и арьер-фьефы от короля. Затем они должны были разыскать или вызвать дворян и клириков, имеющих фьефы и арьер-фьефы, и потребовать у них данные о стоимости последних, а также имена тех, кто их держит. Это требование короля действительно проводилось в жизнь. Сохранился, например, документ, с «именами и фамилиями дворян королевства, отправленных бальи и сенешалями в 1452 году».

И для Гиэньской кампании 1453 г. Карл VII также созывал дворян. В грамотах от 2 января он поведал бальи и сенешалям о своем намерении организовать в течение года две «добрые и большие армии», одна в Гиэни (для взятия Бордо), другая в Нормандии (для отражения возможной высадки противника). Дворяне, проживающие на юге от Луары, должны были отправиться в Гиэнь, а те, кто жил на севере, соответственно, в Нормандию. Оклады жалованья были установлены следующие:

- дворянин в положенном снаряжении, с пажом или слугой и двумя лошадьми: 10 турских ливров в месяц.

- стрелок (лучник или арбалетчик) в положенном снаряжении, пеший или конный: 5 ливров.

Каждый дворянин мог привести с собой до двух стрелков, оплачиваемых по тому же окладу (пять ливров).

Чтобы вовремя собрать необходимые деньги, королевские чиновники в начале марта 1453 г. дали знать Совету о числе латников и стрелков, имеющихся в каждом бальяже или сенешальстве. Правительственные агенты выполняли свою задачу с таким рвением, что королю вскоре пришлось приубавить их пыл новыми инструкциями. Однако, невзирая на большое количество льгот, вклад дворянства оказался столь велик, что Карл грамотами от 22 июня 1453 г. уведомил бальи о том, что он уже не нуждается в войсках, а посему велел не преследовать владельцев фьефов, которые еще не отправились в армию.

В плане пехоты королевское правительство пошло по привычному пути, поощряя создание местного ополчения из лучников. К середине XV в. военачальники оценили (возможно, снова поняли) преимущества многочисленной пехоты, более экономичной (как раз из-за отсутствия лошадей, более легкого багажа и гораздо меньшей - в два-три раза - стоимости защитного вооружения, по сравнению с вооружением всадника) при условии, что она обучена, сплочена и имеет хороших командиров. Создание Карлом VII вольных лучников (они получили это название из-за того, что были свободны от налогов) отвечает этим требованиям (ордонанс 28 апреля 1448 г.).

«Повелеваем, чтобы в каждом приходе королевства нашего был лучник, который будет там находиться и постоянно оставаться в снаряжении подходящем и удобном, из салада, даги, меча, лука, колчана, жака или хука из бригандины, и будут они называться вольными лучниками (les francs archers). Каковые будут избираться и выбираться нашими выборными на каждых выборах, самые прямые и легкие для обращения и упражнений с луком, какие только найдутся в каждом приходе, не принимая во внимание ни богатство, ни просьбы, какие только можно. И будут они содержать вышеозначенное снаряжение и стрелять из лука и ходить в своем снаряжении во все праздники и нерабочие дни, чтобы были они самыми умелыми и привычными к означенному делу и упражнениям, дабы служить нам всякий раз, когда мы от их потребуем, и им будем платить четыре франка на человека каждый месяц, за то время, что они будет служить нам. Повелеваем, чтобы они, и каждый из них, были свободны и ничего не должными, и оных освобождаем от всех податей и прочих любых повинностей, что установлены нами в нашем королевстве, как от выставления и содержания наших латников, караула, стражи и перевозки, так и от всех прочих субсидий, исключая помочи на войну и соляного налога.… Повелеваем, чтобы они принесли присягу перед выборными служить нам хорошо и верно от и против всех…, и не служить никому на войне, ни в означенном снаряжении, без нашего повеления. Желаем, чтобы означенные вольные лучники означенными нашими избирателями вносились в списки по именам и прозваниям и приходам, где они пребывают, и чтобы это отмечали в суде. Дано в Монтиль-ле-Тур, год 1448 и правления нашего двадцать пятый».

Были организованы отряды вольных лучников и арбалетчиков, поставляемых и экипируемых каждой общиной и приходом королевства из расчета один воин на 120, 80 или (чаще всего) 50 очагов (домов). Институт вольных лучников был распространен на большую часть страны - с 1449 г. они упоминаются в Лионе, как и в Лаоне, в Санлисе и в Шалон-сюр-Марн, в Лангре. В 1450 г. их набирали в округах Парижа, Санлиса, Сана, Турну, Везелэ, Жьяна и Шартра. В 1451 г. к ним присоединилась Овернь, в 1452 г. пришла очередь Нормандии, а потом и Гиэни. К сожалению, сведений об этом новом учреждении за 1440-1450-е гг. осталось очень немного.

10 ноября 1451 г. сочли необходимым назначить вольным лучникам постоянных капитанов, которые должны были устраивать смотр (в присутствии выборных или заместителя сенешаля) подчиненным 2-3 раза в год, группками по 40-50 человек или же по шателенству. Они приносили присягу королю и получали ежегодно 120 турских ливров; к жалованью добавлялись 20 ливров на покрытие их расходов на разъезды.

Что касается набора вольных лучников, он поручался совместно жителям, выборным и капитанам. В 1451 г. в Орийяке королевские чиновники выбрали четверых вольных лучников из 8-9 бывших в наличии. Общины имели обязательство выставлять установленное число людей, на них же возлагалась забота о качестве их экипировки, с каковой целью между обеими сторонами обязательно заключалось соглашение, обычно в виде письменного договора. В нем общины и лучники признавали получение определенной суммы денег, выдачу какого снаряжения и обязывались служить другой стороне - город или приход - условленное время. Лучники были добровольцами, но, однажды приняв на себя эту обязанность, должны были служить лично, за исключением серьезных препятствий к тому. Налоговые льготы новых лучников вызывали зависть, и кандидаты собирались толпами, по словам Базена; несколько «крупных торговцев и богачей» затесались в их ряды, чтобы уклониться от обложения, и королю позднее пришлось приказать, чтобы выбирали лучников из тех, кто «будет наименее всего из купцов» и «менее всех облагается налогами». При наборе, конечно, самые бедные отклонялись, но самых богатых жителей привлечь на службу пытались по-прежнему. Последние, впрочем, легко могли уклоняться от этого в сельских приходах.

Вольные лучники делились на роты, «банды», bandes, силой в несколько сотен человек каждая - теоретически, 500 лучников. Те, в свою очередь, состояли из подразделений, чаще всего называемых chambree (буквально «общая комната»), возглавляемых «начальником отделения», chef de chambre; но встречаем также «десятки», «полуторадесятки», «шестидесятки», «сотни», во главе с соответствующими командирами. В каждой роте было по 1-2 трубача. Провизию и вещи везли на вьючных животных - повозки появятся только в 1466 году. Жалованье: вольный лучник получал в походе 4 турских ливра в месяц, капитан - 15-21 ливр, т.е. в 4 раза больше.

Предполагалось создать резерв численностью около 8000 человек (т.е. в 16 ротах; эту цифру приводит Анри Бод на исходе правления Карла VII - возможно, она соответствует действительности). Они, в принципе, должны были регулярно проводить учения (согласно ордонансам 1448 и 1460 гг., еженедельно, что вряд ли было возможно) и заранее знали, к какой роте им следует присоединяться в данный момент и под началом какого командира служить. Получилась милиция из недворян, относительно пожилых, часто семейных людей, включавшая небольшое меньшинство богачей или их сыновей, но по большей части набранных в бедной, хотя и не нищей части населения. Они служили несколько недель, даже несколько месяцев, почти каждый год.

Таким образом, институт вольных лучников оказался прямым преемником (только при избирательном подходе) бывшего всеобщего арьербана, который теперь сочли бесполезным, или же следствием распространения на сельскую местность принципа организации стрелковых рот, или братств, этот институт был обязан своим расцветом, начиная со второй половины XIV в., городам. Надо полагать, одно время вольные стрелки (лучники, арбалетчики, глефщики, а вскоре и стрелки из ручных кулеврин) считались удачной находкой. Сразу по окончании войны с лигой Общественного блага Людовик XI удвоил их численность (16000 человек в 32 бандах) и учредил этот институт в тех областях королевства, где до тех пор его не знали. Однако как боевая сила вольные лучники очень быстро стали малопригодны - недаром их презрительно прозывали «вольными топенами» (личинка жука-щелкуна, также это слово можно перевести как «минёр», но возможно, есть и скрытый смысл - taupin очень близко к taupe, «крот»). Попытки монархии организовать обучение не сделали лучников профессионалами. Их можно было использовать только в ходе оборонительных действий. Изначально вольные лучники не применялись в полевых сражениях, подобно Форминьи, они выполняли функции инженерных войск во время осад - работали в минных галереях, выводили на позиции орудия, охраняли артиллерийский парк армии. Например, в июле 1450 г. Жан Бюро появился под Фалезом, «с каковым были вольные лучники для управления артиллерией, которой он был предводителем». Они «ставили и подводили несколько артиллерийских орудий» перед замком Вернонне, «подводили подкопы и рыли рвы» кругом Кана, участвовали во всех осадах кампаний 1449-1451 гг. - под Гарфлёром, Онфлёром, Френэ, Бержераком, Блэ и другими крепостями. Единственное полевое сражение Столетней войны, где они участвовали, - Кастийон. Но и там им (под началом Иоахима Руо) поручили только оборону французских пушек, и при первом же натиске Тэлбота они побежали с позиций. Вольные лучники не считались даже частью армии: при вступлении в Бордо (30 июня 1451 г.) «в оном шествии не нашлось ни одного вольного лучника». Не было их и в триумфальной процессии Карла VII в Руане двумя годами ранее.

Что касается союзников, в 1449-1450 гг. герцог Бургундский, официально не участвуя в войне против англичан (в которой участвовал Рене Анжуйский, король Сицилийский), разрешил своим подданным дворянского звания служить армии Карла VII, но в личном порядке. Когда началось отвоевание Гиэни, граф де Фуа в 1453 г. привел свой контингент, а герцог Бретонский по такому случаю продал около 1000 воинов. В предыдущем году король Франции заключил союз с герцогом Луи Савойским, согласно которому последний обязался выставить ему, всякий раз, когда он попросит, 400 копий, сопровождаемых стрелками, услуги которых Карл VII обязался оплачивать.

По словам Пти-Дютайи, со времен Карла VII «король имел на содержании регулярную армию, наемную кавалерию, рекрутируемую пехоту, непосредственно в большинстве провинций королевства, без вмешательства сеньоров…. Фактически, была заложена постоянная армия, на пользу монархии». Реформы Карла VII определили победоносный поворот в Столетней войне.

Создание постоянной армии во Франции имело множество последствий. Оно привело к возникновению в дополнение к знати новой социальной и профессиональной прослойки. Оно отразилось на сроках войны, которая тот час же стала более продуманной, более сложной и более жестокой. Оно изменило характер международных отношений: теперь для короля Франции не было ничего проще, чем вторгнуться на территорию чужеземной провинции и оккупировать ее войсками, которые всегда находились у него под рукой. В случае иноземного вторжения он мог реагировать более быстро и более эффективно. Если войска французского короля терпели поражение в битве, это не означало окончательного разгрома, поскольку он мог в короткие сроки потребовать от городов и знати восполнить численность войска. Но прежде всего - постоянная армия обеспечивала ему стабильную власть в пределах самого королевства. Она позволяла королю быстро подавлять восстания и служила одновременно и символом, и гарантией его могущества. Рожденная среди хаоса и потрясений Столетней войны, постоянная армия стала самым эффективным орудием абсолютной монархии.

©